РУССКИЙ ПРОРОК
Федор Михайлович Достоевский
Одиннадцатое ноября. Во тьме сырого петербургского дня, меж гранита и безнадежности, является он миру. Не литератор, не сочинитель романов — но пророк. Ибо с самого начала в нем было что-то надрывное, какое-то особенное, провидческое знание о подполье человеческой души, куда не смеет проникнуть светлый взгляд иного писателя.
Он был пророком не в смысле календарных предсказаний, — о, нет! Он был провидцем состояния духа, диагностом той страшной болезни, что точила изнутри современный ему мир и что ныне, на наших глазах, достигла своего гнойного апогея. Он видел корень. Корень всякого зла — в отпадении от Бога, в гордыне ума, возомнившего, что ему «все дозволено».
Еще до бомбы Гриневицкого, до кровавых щепок на Екатерининском канале, он, в муках и сомнениях, выводил в своем «Дневнике Писателя» слова, обжигающие и сегодня, словно раскаленное железо:
«Безбожный анархизм близок — наши дети увидят его. Интернационал распорядился, чтобы европейская революция началась в России… Бунт начнется с атеизма и грабежа всех богатств, начнут низлагать религию, разрушать храмы и превращать их в казармы и стойла, зальют мир кровью и потом сами испугаются».
Что же это за «Интернационал», о коем он вещал с такой исступленной точностью? Не верьте, что это лишь собрание неких лиц с их уставами и программами! Нет, это — дух всемирный, призрак, бродящий по Европе, но который именно в России, с ее широкой и страдающей душой, найдет свою самую благодатную почву. Это — вековая ненависть Вавилона к Иерусалиму, цивилизации рассудочной, безбожной — к цивилизации сердца и веры. В этой ненависти сплетается всё: и зависть, и страх, и непонимание, и ужас перед тем «совершенно чуждым и непонятным Западу нравственным идеалом», что несет в себе Россия.
Его романы — не книги, а пророчества. Раскольников, возжелавший власть над «тварями дрожащими»; Ставрогин, для коего нет ни добра, ни зла; Иван Карамазов, возвращающий билет Богу, — разве не их духовные дети, их вымученные идеи, правят бал на развалинах храмов, превращенных в стойла? Он видел их, этих бесов, еще тогда, когда они только начинали свой шабаш в умах и сердцах интеллигенции.
Русский пророк. Ибо он говорил о России как о носительнице некой мировой тайны, как о стране, призванной либо спасти мир через Христа, либо первой низринуться в ад, показав всем остальным путь в геенну. Он не льстил нам, не убаюкивал. Он вскрывал наши язвы, нашу гордыню, нашу духовную слепоту, предрекая кару за отступничество.
И ныне, в смутные наши дни, его голос звучит громче и тревожнее, чем когда-либо. Мы видим исполнение его самых страшных пророчеств. И мы слышим его отчаянный, полный любви и боли, вопрос, обращенный к каждому из нас: «Возможно ли еще спасение? Обретем ли мы, наконец, в себе силы — по вере, смирению и любви — стать не материалом для бесовской стройки, а народом-богоносцем?»
В этом — его вечное, огненное слово. В этом — его крест и его пророчество.
©️Информационно-аналитический портал «Русская община Армении», текст, 2025
#Достоевский
Федор Михайлович Достоевский
Одиннадцатое ноября. Во тьме сырого петербургского дня, меж гранита и безнадежности, является он миру. Не литератор, не сочинитель романов — но пророк. Ибо с самого начала в нем было что-то надрывное, какое-то особенное, провидческое знание о подполье человеческой души, куда не смеет проникнуть светлый взгляд иного писателя.
Он был пророком не в смысле календарных предсказаний, — о, нет! Он был провидцем состояния духа, диагностом той страшной болезни, что точила изнутри современный ему мир и что ныне, на наших глазах, достигла своего гнойного апогея. Он видел корень. Корень всякого зла — в отпадении от Бога, в гордыне ума, возомнившего, что ему «все дозволено».
Еще до бомбы Гриневицкого, до кровавых щепок на Екатерининском канале, он, в муках и сомнениях, выводил в своем «Дневнике Писателя» слова, обжигающие и сегодня, словно раскаленное железо:
«Безбожный анархизм близок — наши дети увидят его. Интернационал распорядился, чтобы европейская революция началась в России… Бунт начнется с атеизма и грабежа всех богатств, начнут низлагать религию, разрушать храмы и превращать их в казармы и стойла, зальют мир кровью и потом сами испугаются».
Что же это за «Интернационал», о коем он вещал с такой исступленной точностью? Не верьте, что это лишь собрание неких лиц с их уставами и программами! Нет, это — дух всемирный, призрак, бродящий по Европе, но который именно в России, с ее широкой и страдающей душой, найдет свою самую благодатную почву. Это — вековая ненависть Вавилона к Иерусалиму, цивилизации рассудочной, безбожной — к цивилизации сердца и веры. В этой ненависти сплетается всё: и зависть, и страх, и непонимание, и ужас перед тем «совершенно чуждым и непонятным Западу нравственным идеалом», что несет в себе Россия.
Его романы — не книги, а пророчества. Раскольников, возжелавший власть над «тварями дрожащими»; Ставрогин, для коего нет ни добра, ни зла; Иван Карамазов, возвращающий билет Богу, — разве не их духовные дети, их вымученные идеи, правят бал на развалинах храмов, превращенных в стойла? Он видел их, этих бесов, еще тогда, когда они только начинали свой шабаш в умах и сердцах интеллигенции.
Русский пророк. Ибо он говорил о России как о носительнице некой мировой тайны, как о стране, призванной либо спасти мир через Христа, либо первой низринуться в ад, показав всем остальным путь в геенну. Он не льстил нам, не убаюкивал. Он вскрывал наши язвы, нашу гордыню, нашу духовную слепоту, предрекая кару за отступничество.
И ныне, в смутные наши дни, его голос звучит громче и тревожнее, чем когда-либо. Мы видим исполнение его самых страшных пророчеств. И мы слышим его отчаянный, полный любви и боли, вопрос, обращенный к каждому из нас: «Возможно ли еще спасение? Обретем ли мы, наконец, в себе силы — по вере, смирению и любви — стать не материалом для бесовской стройки, а народом-богоносцем?»
В этом — его вечное, огненное слово. В этом — его крест и его пророчество.
©️Информационно-аналитический портал «Русская община Армении», текст, 2025
#Достоевский