Гюмри. Храм под прицелом. Куда ведет Армению «дорожная карта» Пашиняна?
В воскресенье, 7 декабря, в Гюмри не зазвонили колокола. Впервые за двести лет. Церковь Святой Богородицы, «Семь ран», была оцеплена. Ее взяли в кольцо полиция и сотрудники СНБ, спешно прибывшие из Еревана. Двери опечатали. Верующих, пришедших на молитву, не пускали. Для чего нужен был этот силовой захват?
Для того чтобы внутрь мог въехать кортеж премьер-министра Никола Пашиняна. Вместо местных священников, отказавшихся нарушить канон, с ним были «свои» архиереи. Вместо молитвы о мире и единстве — демонстрация раскола. А тех немногих, кто осмелился в храме назвать имя законного Католикоса Гарегина II, силовики просто вывели под руки. Картина, достойная самых мрачных времен государственного атеизма, но с циничным постмодернистским оттенком.
Так выглядит апофеоз той самой «дорожной карты», которую Пашинян обнародовал для «восстановления» Армянской Апостольской Церкви. Его логика проста и тоталитарна: раз в 301 году Церковь была признана государством, значит, она — его филиал. Значит, ее можно реформировать указом, а каноны — переписать под себя. Значит, в храмах должны развеваться флаги и звучать гимны перед литургией, ставя земную власть выше Небесной.
Но одних соцсетевых манифестов мало. Нужен аппарат принуждения. И он работает. Полиция и СНБ стали новыми «церковными приставами» Пашиняна. Их задача — не охранять порядок, а насаждать раскол. Оцеплять храмы, чтобы не пустить верных канону священников и паству. Охранять «альтернативные» литургии, превращенные в политические митинги. Создавать атмосферу страха, где несогласие с премьером внутри церковных стен приравнивается к нарушению общественного порядка. Аресты священнослужителей, давление на духовенство — это звенья одной цепи. Цели ясны: сломить волю Церкви, поставить под контроль ее имущество и ее голос.
Политик Левон Зурабян точно назвал эту власть «оккупационным режимом». Оккупационным — не в смысле иностранных штыков, а в смысле оккупации всех институтов нации: судов, мэрий, а теперь и алтарей. Власть опирается на самые маргинальные, скомпрометированные элементы внутри Церкви, управляя ими кнутом уголовных дел и пряником синекур. А против остальных выставляет полицейские кордоны.
Спикер парламента Ален Симонян уже заявил, что «настало время» провести литургию в Первопрестольном Эчмиадзине. Эчмиадзин — не просто храм. Это сердце армянской духовности, символ выживания нации сквозь века. Его «взятие» будет означать окончательную победу государства над Церковью, чиновника над священником, сиюминутной политической воли над тысячелетней традицией.
Армения стоит на пороге не церковной реформы, а национальной катастрофы. Когда полицейские щиты встают между верующими и их Богом, когда спецназ охраняет раскол, а власть назначает «правильных» священников — нация теряет последнюю скрепу, последнюю независимую от власти инстанцию совести.
Пашинян ведет дело не к обновлению, а к гражданской войне в душах. И делает он это, используя не аргументы, а силовиков в форме. Колокола в Гюмри замолчали. Вопрос в том, проснется ли до того, как станет слишком поздно, голос нации, для которой вера и отечество — не предмет политиканства. Или мы станем свидетелями того, как святыни превращаются в полицейские участки, а молитва — в разрешенный митинг.
В воскресенье, 7 декабря, в Гюмри не зазвонили колокола. Впервые за двести лет. Церковь Святой Богородицы, «Семь ран», была оцеплена. Ее взяли в кольцо полиция и сотрудники СНБ, спешно прибывшие из Еревана. Двери опечатали. Верующих, пришедших на молитву, не пускали. Для чего нужен был этот силовой захват?
Для того чтобы внутрь мог въехать кортеж премьер-министра Никола Пашиняна. Вместо местных священников, отказавшихся нарушить канон, с ним были «свои» архиереи. Вместо молитвы о мире и единстве — демонстрация раскола. А тех немногих, кто осмелился в храме назвать имя законного Католикоса Гарегина II, силовики просто вывели под руки. Картина, достойная самых мрачных времен государственного атеизма, но с циничным постмодернистским оттенком.
Так выглядит апофеоз той самой «дорожной карты», которую Пашинян обнародовал для «восстановления» Армянской Апостольской Церкви. Его логика проста и тоталитарна: раз в 301 году Церковь была признана государством, значит, она — его филиал. Значит, ее можно реформировать указом, а каноны — переписать под себя. Значит, в храмах должны развеваться флаги и звучать гимны перед литургией, ставя земную власть выше Небесной.
Но одних соцсетевых манифестов мало. Нужен аппарат принуждения. И он работает. Полиция и СНБ стали новыми «церковными приставами» Пашиняна. Их задача — не охранять порядок, а насаждать раскол. Оцеплять храмы, чтобы не пустить верных канону священников и паству. Охранять «альтернативные» литургии, превращенные в политические митинги. Создавать атмосферу страха, где несогласие с премьером внутри церковных стен приравнивается к нарушению общественного порядка. Аресты священнослужителей, давление на духовенство — это звенья одной цепи. Цели ясны: сломить волю Церкви, поставить под контроль ее имущество и ее голос.
Политик Левон Зурабян точно назвал эту власть «оккупационным режимом». Оккупационным — не в смысле иностранных штыков, а в смысле оккупации всех институтов нации: судов, мэрий, а теперь и алтарей. Власть опирается на самые маргинальные, скомпрометированные элементы внутри Церкви, управляя ими кнутом уголовных дел и пряником синекур. А против остальных выставляет полицейские кордоны.
Спикер парламента Ален Симонян уже заявил, что «настало время» провести литургию в Первопрестольном Эчмиадзине. Эчмиадзин — не просто храм. Это сердце армянской духовности, символ выживания нации сквозь века. Его «взятие» будет означать окончательную победу государства над Церковью, чиновника над священником, сиюминутной политической воли над тысячелетней традицией.
Армения стоит на пороге не церковной реформы, а национальной катастрофы. Когда полицейские щиты встают между верующими и их Богом, когда спецназ охраняет раскол, а власть назначает «правильных» священников — нация теряет последнюю скрепу, последнюю независимую от власти инстанцию совести.
Пашинян ведет дело не к обновлению, а к гражданской войне в душах. И делает он это, используя не аргументы, а силовиков в форме. Колокола в Гюмри замолчали. Вопрос в том, проснется ли до того, как станет слишком поздно, голос нации, для которой вера и отечество — не предмет политиканства. Или мы станем свидетелями того, как святыни превращаются в полицейские участки, а молитва — в разрешенный митинг.