ИЗ НЕИЗДАННОЙ КНИГИ
Глава. Трамвайный слон
На Литейном, где фонари отбрасывали на мокрый асфальт трепещущие жёлтые пятна, появлялся он — громадный, неповоротливый, с округлыми боками допотопного зверя. Трамвайный поезд ЛМ-47+ЛП-47, прозванный «Слоном». Он родился из пепла — его собрали после войны из искорежённых остовов довоенных вагонов, что полегли на улицах во время блокады. Душа его была лоскутной, составной, оттого и глядели его фары-глаза с тяжёлым, всепонимающим знанием.
Он плыл по рельсам Литейного, словно баржа. Скрип его колёс был низким, басовитым, похожим на вздох. Он сотрясал камни мостовой. Говорили, будто от его чудовищной тяжести рельсы изнашивались вдвое быстрее, будто «Слон» поедал стальной путь, оставляя струйку металлической пыли. Анахронизм в стремительном мире шестидесятых.
Но в этом и была его магия. В его салоне время иногда сгущалось, становилось тягучим. Пассажирам чудились в мелькании окон не электрические огни, а отблески пожарищ, а в скрежете колёс — приглушённый гул сирен. Он был живой реликвией, памятником из стали и памяти. Помнил всё.
Когда в семьдесят третьем пришёл час списания, «Слон» принял свою судьбу с тяжёлым достоинством. Последний его рейс был в полночь. Когда он, пустой, медленно пополз в депо навсегда, многим показалось, что низкий скрип его колёс звучал уже не как вздох, а как протяжный, уходящий в никуда стон. Стон по себе и по той эпохе, которую он увозил в чёрные ворота небытия.
А на Литейном после остались только чуть более стёртые рельсы — шрам от тяжести ушедшего времени. И иногда, в особо туманные ночи, старожилы уверяют, что слышат вдалеке знакомый басовитый скрежет и видят расплывчатое жёлтое пятно, плывущее по маршруту, которого нет ни на одной карте.
Лев Якутянин (2025)
#ТрамвайныйСлон
Глава. Трамвайный слон
На Литейном, где фонари отбрасывали на мокрый асфальт трепещущие жёлтые пятна, появлялся он — громадный, неповоротливый, с округлыми боками допотопного зверя. Трамвайный поезд ЛМ-47+ЛП-47, прозванный «Слоном». Он родился из пепла — его собрали после войны из искорежённых остовов довоенных вагонов, что полегли на улицах во время блокады. Душа его была лоскутной, составной, оттого и глядели его фары-глаза с тяжёлым, всепонимающим знанием.
Он плыл по рельсам Литейного, словно баржа. Скрип его колёс был низким, басовитым, похожим на вздох. Он сотрясал камни мостовой. Говорили, будто от его чудовищной тяжести рельсы изнашивались вдвое быстрее, будто «Слон» поедал стальной путь, оставляя струйку металлической пыли. Анахронизм в стремительном мире шестидесятых.
Но в этом и была его магия. В его салоне время иногда сгущалось, становилось тягучим. Пассажирам чудились в мелькании окон не электрические огни, а отблески пожарищ, а в скрежете колёс — приглушённый гул сирен. Он был живой реликвией, памятником из стали и памяти. Помнил всё.
Когда в семьдесят третьем пришёл час списания, «Слон» принял свою судьбу с тяжёлым достоинством. Последний его рейс был в полночь. Когда он, пустой, медленно пополз в депо навсегда, многим показалось, что низкий скрип его колёс звучал уже не как вздох, а как протяжный, уходящий в никуда стон. Стон по себе и по той эпохе, которую он увозил в чёрные ворота небытия.
А на Литейном после остались только чуть более стёртые рельсы — шрам от тяжести ушедшего времени. И иногда, в особо туманные ночи, старожилы уверяют, что слышат вдалеке знакомый басовитый скрежет и видят расплывчатое жёлтое пятно, плывущее по маршруту, которого нет ни на одной карте.
Лев Якутянин (2025)
#ТрамвайныйСлон