Пятьдесят граммов новой эпохи
Никто не знает, что такое сырость и какую роль она играет в мироздании.
(Народная примета)
Ленинград, лето 1991-го. Воздух был густ и тягуч, как остывающий кисель. В городе, сбросившем с себя имя святого, но так и не нашедшем нового, пахло перегаром грядущих перемен и сладковатым душком тления. На Кузнечном рынке, этом оперном театре для нищих и спекулянтов, разыгрывалась своя, особенная мистерия.
И в центре её стояла она.
Не девушка — видение. Белое платьице, соломенная шляпка, усталые глазки, в которых читалась кротость агнца, ведомого на заклание в жерлова экономических реформ. Рука её, тонкая и беззащитная, с трогательной нежностью касалась орудия нелёгкого труда — весов «Тюмень». Эти весы были не просто весами. Это был гробовых дел мастер, хладнокровный регистратор убытков и барышей, циферблат совести в эпоху, когда совесть стала дефицитным товаром.
Ах, какой живописец не пал бы ниц перед этой идиллией! «Продавщица клубники» — и всё сказано. Символ непосильного труда, хрупкая былинка на ветру перестройки.
Но позвольте! Я, рассказчик, человек подозрительный и испорченный московскими нравами. Взгляд мой, привыкший к козням и наваждениям, скользнул мимо чаши, где алела клубника, к стальному коромыслу — этому безменному эквиваленту весов Фемиды.
И тут меня осенило.
К коромыслу, на чёрной, словно из преисподней вытянутой нитке, болтались две вишни. Тёмно-бардовые, лаковые, точно глаза бесёнка. Они висели там неслучайно, о нет! Это был гениальный, дьявольски простой механизм. Две капли адского эликсира, два грамма греха, склонивших незримую чашу справедливости в пользу этой юной Гебы Кузнечного рынка.
Скромно, всего граммов на пятьдесят. Но в них заключалась вся суть новой эпохи. Не громовые раскаты августовского путча, не треск лопнувших империй, а вот эта тихая, вишнёвая гирька на весах, отмеряющих не вес товара, но моральный удельный вес нации.
И мне почудилось, что сквозь шум рынка — крики торговцев, споры покупателей — доносится знакомый, бархатный голос с иронической улыбкой: «Ну что ж, они люди как люди… обыкновенные люди… напоминают прежних… только квартирный вопрос их испортил…» Пауза, и будто бы вздох: «…и весы «Тюмень» с двумя вишнями».
Вот такая история, граждане. Не о клубнике, а о вечном.
С тех пор я не ем ни клубнику, ни вишни. А когда вижу весы, мне чудится, что их коромысло никогда не бывает пустым. На нём всегда лежит невидимая гирька. Сперва она весит пятьдесят граммов. Потом — сто. Потом — полкило. А там, глядишь, и совести на них уже не взвесить.
©️Информационно-аналитический портал «Русская община Армении», текст, 2025
#50граммовновойэпохи
Никто не знает, что такое сырость и какую роль она играет в мироздании.
(Народная примета)
Ленинград, лето 1991-го. Воздух был густ и тягуч, как остывающий кисель. В городе, сбросившем с себя имя святого, но так и не нашедшем нового, пахло перегаром грядущих перемен и сладковатым душком тления. На Кузнечном рынке, этом оперном театре для нищих и спекулянтов, разыгрывалась своя, особенная мистерия.
И в центре её стояла она.
Не девушка — видение. Белое платьице, соломенная шляпка, усталые глазки, в которых читалась кротость агнца, ведомого на заклание в жерлова экономических реформ. Рука её, тонкая и беззащитная, с трогательной нежностью касалась орудия нелёгкого труда — весов «Тюмень». Эти весы были не просто весами. Это был гробовых дел мастер, хладнокровный регистратор убытков и барышей, циферблат совести в эпоху, когда совесть стала дефицитным товаром.
Ах, какой живописец не пал бы ниц перед этой идиллией! «Продавщица клубники» — и всё сказано. Символ непосильного труда, хрупкая былинка на ветру перестройки.
Но позвольте! Я, рассказчик, человек подозрительный и испорченный московскими нравами. Взгляд мой, привыкший к козням и наваждениям, скользнул мимо чаши, где алела клубника, к стальному коромыслу — этому безменному эквиваленту весов Фемиды.
И тут меня осенило.
К коромыслу, на чёрной, словно из преисподней вытянутой нитке, болтались две вишни. Тёмно-бардовые, лаковые, точно глаза бесёнка. Они висели там неслучайно, о нет! Это был гениальный, дьявольски простой механизм. Две капли адского эликсира, два грамма греха, склонивших незримую чашу справедливости в пользу этой юной Гебы Кузнечного рынка.
Скромно, всего граммов на пятьдесят. Но в них заключалась вся суть новой эпохи. Не громовые раскаты августовского путча, не треск лопнувших империй, а вот эта тихая, вишнёвая гирька на весах, отмеряющих не вес товара, но моральный удельный вес нации.
И мне почудилось, что сквозь шум рынка — крики торговцев, споры покупателей — доносится знакомый, бархатный голос с иронической улыбкой: «Ну что ж, они люди как люди… обыкновенные люди… напоминают прежних… только квартирный вопрос их испортил…» Пауза, и будто бы вздох: «…и весы «Тюмень» с двумя вишнями».
Вот такая история, граждане. Не о клубнике, а о вечном.
С тех пор я не ем ни клубнику, ни вишни. А когда вижу весы, мне чудится, что их коромысло никогда не бывает пустым. На нём всегда лежит невидимая гирька. Сперва она весит пятьдесят граммов. Потом — сто. Потом — полкило. А там, глядишь, и совести на них уже не взвесить.
©️Информационно-аналитический портал «Русская община Армении», текст, 2025
#50граммовновойэпохи