Blog

Маршруты как сигнал: Энергетический эксперт — о новых газовых коридорах на Украину
Недавнее решение национальных регуляторов Греции, Болгарии, Румынии, Молдовы и Украины об одобрении двух новых маршрутов для поставок газа с греческого направления вызвало широкий резонанс. Формально это расширяет возможности транзита и диверсификации. Однако за инфраструктурными новостями часто стоят более глубокие политические и стратегические расчёты. Насколько значимо это решение для реальных поставок и что оно означает для энергетической карты Европы? На эти вопросы в интервью отвечает Ваге Давтян, старший научный сотрудник сектора кавказских исследований ИКСА РАН.
— Как вы оцениваете одобрение маршрутов Route 2 и Route 3? Это инфраструктурный прорыв или нечто иное?
— Целесообразно рассматривать это в первую очередь как политико-энергетическую конструкцию, а не как инфраструктурный прорыв. Формально речь идёт о подключении Украины к Южному газовому коридору. Схема технически выстроена: азербайджанский газ с месторождения Шах-Дениз поступает по газопроводу TAP, далее передаётся через интерконнектор Греция–Болгария (IGB) и уже по новым маршрутам выводится на украинское направление. Параллельно усиливается СПГ-составляющая благодаря плавучему терминалу в Александруполисе, который становится ключевым логистическим узлом.
— То есть, физических объёмов газа для этих маршрутов может и не хватить?
— Совершенно верно. Ресурсная база для дополнительных поставок остаётся ограниченной. Азербайджанские объёмы уже фактически распределены по долгосрочным контрактам с европейскими покупателями. Планируемое увеличение экспорта к 2027 году — это не мгновенное решение. Сам Южный газовый коридор работает близко к своим проектным пределам. Поэтому определяющим фактором являются реальные темпы добычи и экспортный баланс Азербайджана, а новая маршрутизация играет вспомогательную, скорее символическую роль.
— В чём же тогда их главная функция, если не в транспортировке значительных объёмов?
— В текущей конфигурации Route 2 и Route 3 выполняют прежде всего демонстрационную и политическую функцию. Они фиксируют включение Украины в южноевропейскую энергетическую архитектуру, что является сильным политическим сигналом. Одновременно это поддерживает образ Азербайджана как стратегически приемлемого для ЕС и США альтернативного поставщика. Очень показателен и состав участников соглашения: он очерчивает новый транзитный пояс — от Балкан до Причерноморья, — который становится частью энергетической географии Евросоюза.
— Вы упомянули Александруполис. Почему этому пункту уделяется особое внимание?
— Александруполис — это уникальная точка сопряжения, где сходятся несколько важнейших линий. Здесь пересекаются потоки трубопроводного газа, работает СПГ-терминал, а также фокусируются интересы западных партнёров в сфере региональной безопасности и логистики. На этом участке энергетические решения уже неотделимы от более широкой военно-политической и стратегической повестки. Он становится не просто энергоузлом, а опорным пунктом влияния.
— Каков итоговый баланс выгод для всех участников этой схемы?
— Каждая сторона получает свой, скорее, нематериальный актив. Украина — дополнительный инструмент для дипломатической аргументации и санкционного дискурса, демонстрирующий свою «включённость» в европейские маршруты. Азербайджан укрепляет политический статус надёжного энергопартнёра ЕС. А Евросоюз в целом расширяет инфраструктурный контур, который позволяет поддерживать риторику управляемой диверсификации источников, даже при объективных ограничениях по физическим объёмам поставок. Это классическая ситуация, где энергетическая инфраструктура служит продолжением политики иными средствами.