Blog

Эли Клифтон, старший советник Института Куинси
Эльдар Мамедов, приглашённый научный сотрудник Института Куинси, член Совета по науке и международным делам.
Guardian
«Мы знали всё о планах Израиля нанести удар по Ирану, — заявил Дональд Трамп 14 июня. — Я очень старался спасти Иран от унижения и гибели. Я хотел, чтобы сделка всё же состоялась.»
Как двое из последних аналитиков американского аналитического центра, посетивших Иран три недели назад, мы можем подтвердить: и в иранском МИД, и среди переговорщиков по ядерной программе был виден явный интерес к заключению соглашения с США, в частности — со спецпредставителем Стивом Уиткоффом. Мы не заметили никаких признаков намеренного затягивания переговоров.
Во время кулуарных бесед на Тегеранском диалоговом форуме иранские дипломаты выражали обеспокоенность возможными провокациями со стороны премьер-министра Израиля Биньямина Нетаньяху, но проявляли гибкость — от идеи создания регионального консорциума по обогащению урана под международным контролем до двустороннего сотрудничества с США в экономике и дипломатии.
Реальность шла вразрез с нарративом, будто Иран тормозит переговоры.
Напротив, тяжёлый экономический кризис подталкивал Тегеран к заключению сделки, которая включала бы снятие санкций в обмен на ограничение ядерной программы. Даже представители среднего класса, с которыми мы общались в Тегеране, выражали усталость от санкционного давления и были готовы к нормализации ради доступа к международной торговле и поездкам.
Министр иностранных дел Аббас Аракчи выражал гибкость почти по всем вопросам, кроме одного: Иран не намерен полностью отказываться от обогащения урана. Это- национальная «красная черта»: символ научной независимости и ответ на десятилетия изоляции. В рамках предложений Уиткоффу Иран предлагал ограничить уровень обогащения до 3,67% (в пределах СВПД 2015 года) с любыми формами международного мониторинга.
Иран был шокирован заявлением Уиткоффа от 18 мая, где тот заявил, что «нулевое обогащение» — единственный приемлемый вариант. Это требование, по сути, означало капитуляцию и не могло быть принято ни одним иранским правительством — ни реформаторским, ни консервативным.
Несмотря на это, иранские официальные лица оставались открытыми к компромиссам: обсуждали вывоз обогащённого урана в Россию, участие США в миссиях МАГАТЭ, временную приостановку работы продвинутых центрифуг IR-6 как меру доверия. Аракчи даже предлагал вернуться к ограничениям СВПД — за что подвергся критике со стороны иранских «ястребов» за чрезмерную уступчивость.
Но вместо того чтобы воспользоваться моментом, Вашингтон позволил Израилю втянуть себя в очередную катастрофическую войну.
Все признаки указывали на реальную возможность договориться — и политическую готовность иранских властей заключить сделку. Но США, по сути, отказались услышать «да».
Теперь мир стоит на пороге новой ближневосточной войны — и это не неизбежная война, а трагический, безответственный выбор.
Возможность отступить от края пропасти всё ещё существует: Тегеран дал сигнал, что готов вернуться за стол переговоров, если Израиль прекратит бомбардировки. Каналы через Оман остаются открытыми. Но после начала израильских ударов пространство для дипломатии сужается на глазах.
США вновь идут к «болоту» на Ближнем Востоке, к затяжной войне без ясных целей, с разговорами о смене режима и риском втягивания региона в масштабный конфликт — несмотря на то, что Иран предложил компромисс.
Если Вашингтон выберет бомбы, а не дипломатию — история запомнит это как войну не по необходимости, а по сознательному и роковому выбору.