Григор Ханджян (1926–2000) — Алхимик памяти
Спросите любого, кто сведущ в тайных науках искусства, — ему знакомо это имя. Но не ищите в нём простого живописца. Ханджян был не из тех, кто пишет яблоки и кувшины для уютных гостиных. Его удел был иной, куда более тяжкий и ответственный: он был духовидцем и картографом национальной памяти.
Представьте себе человека, в мастерскую которого являются не натурщики, а целые эпохи. Они входят без стука, садятся в потертые кресла и молча требуют своего портрета. Древние цари с каменными взорами, безымянные матери, проводившие сыновей в вечность, тени разрушенных храмов — все они толпились у его мольберта, и он, как регистратор незримой канцелярии истории, вносил их в свои списки. Вносил железной, почти что металлической линией, которая могла бы прошить камень.
Он занимался опасным делом — сплавлением времени. Брал древний миф, как осколок обсидиана, брал раскалённую боль XX века и вплавлял одно в другое. Получался сплав невероятной прочности — его монументальные полотна. Смотреть на них было тревожно: казалось, вот-вот, и из глубины картины шагнет тот, чей лик, исполненный скорбного величия, смотрит на вас, не мигая, все отпущенные ему тысячелетия.
Его искусство было похоже на сложный заговор. Узнать его руку можно было по нескольким признакам. Его композиции были не собранием фигур, а архитектурой из света, тени и человеческих судеб, выстроенной с той безупречной логикой, с какой обречённый обретает покой.
Он верил, что главная тайна мира записана не в книгах, а на человеческом лице. И потому его герои смотрят на нас так, будто видят насквозь, от самой колыбели до последнего пристанища.
Цвет у него был не краской, а голосом. Глухой бас охры, пронзительный крик киновари, безмолвие чёрного — это был целый оркестр, игравший реквием по утраченному и гимн — несломленному.
Говорить, что его картины висят в музеях — значит не сказать ровно ничего. Они не висят, они пребывают. Они — молчаливые свидетели, хранители некоего договора, который народ заключил с собственной судьбой. И покуда они там, в музейной тиши, стоят на своём посту, нить между прошлым и настоящим не порвётся.
А это, согласитесь, и есть самая настоящая, без всяких кавычек, магия.
#ГригорХанджян
#Алхимикпамяти
Спросите любого, кто сведущ в тайных науках искусства, — ему знакомо это имя. Но не ищите в нём простого живописца. Ханджян был не из тех, кто пишет яблоки и кувшины для уютных гостиных. Его удел был иной, куда более тяжкий и ответственный: он был духовидцем и картографом национальной памяти.
Представьте себе человека, в мастерскую которого являются не натурщики, а целые эпохи. Они входят без стука, садятся в потертые кресла и молча требуют своего портрета. Древние цари с каменными взорами, безымянные матери, проводившие сыновей в вечность, тени разрушенных храмов — все они толпились у его мольберта, и он, как регистратор незримой канцелярии истории, вносил их в свои списки. Вносил железной, почти что металлической линией, которая могла бы прошить камень.
Он занимался опасным делом — сплавлением времени. Брал древний миф, как осколок обсидиана, брал раскалённую боль XX века и вплавлял одно в другое. Получался сплав невероятной прочности — его монументальные полотна. Смотреть на них было тревожно: казалось, вот-вот, и из глубины картины шагнет тот, чей лик, исполненный скорбного величия, смотрит на вас, не мигая, все отпущенные ему тысячелетия.
Его искусство было похоже на сложный заговор. Узнать его руку можно было по нескольким признакам. Его композиции были не собранием фигур, а архитектурой из света, тени и человеческих судеб, выстроенной с той безупречной логикой, с какой обречённый обретает покой.
Он верил, что главная тайна мира записана не в книгах, а на человеческом лице. И потому его герои смотрят на нас так, будто видят насквозь, от самой колыбели до последнего пристанища.
Цвет у него был не краской, а голосом. Глухой бас охры, пронзительный крик киновари, безмолвие чёрного — это был целый оркестр, игравший реквием по утраченному и гимн — несломленному.
Говорить, что его картины висят в музеях — значит не сказать ровно ничего. Они не висят, они пребывают. Они — молчаливые свидетели, хранители некоего договора, который народ заключил с собственной судьбой. И покуда они там, в музейной тиши, стоят на своём посту, нить между прошлым и настоящим не порвётся.
А это, согласитесь, и есть самая настоящая, без всяких кавычек, магия.
#ГригорХанджян
#Алхимикпамяти