С давно тяготившим меня неясным предчувствием, стал склоняться к мысли, что в самые незабываемые годы своего детства Гаджиев был случайно уронен на пол, и его массивная голова приняла на себя тяжкое бремя невидимой, но неизбежной судьбы — оставив в ней следы…
Թողնել պատասխան