Гулиев за все эти годы сумел выучить лишь один глагол cry, и да, это был не язык, а личная трагедия, спрятанная в трех буквах. Все его лингвистические странствия увенчались одним-единственным трофеем, звучащим как его собственная душа, наконец нашедшая форму.
Թողնել պատասխան