Роберт Кочарян – Становление Государственного Комитета Обороны 1992г.
Часть 1.
Передав власть ГКО, Верховный Совет (парламент) на некоторое время перестал функционировать, хотя официально его никто не распускал. ГКО обладал неограниченными полномочиями, и у него не было необходимости ни с кем согласовывать свои действия. Уже через день после создания ГКО стало ясно, что его деятельность не регулируется никакими нормативными актами. Как принимать решения, как проводить заседания, как взаимодействовать с министерствами — ответов на эти и другие вопросы не было, и нам предстояло их найти.
К этому моменту мы просто создали высший орган власти с чрезвычайными полномочиями, и все. Разработать необходимую нормативно-правовую базу не успели. Шла война, и мы находились в незавидном положении. Однако отсутствие законов и норм стало преимуществом: я буквально с колес, сразу после обсуждения с соответствующими ведомствами, решал вопросы так, как считал нужным. Действовал как президент и премьер-министр в одном лице, причем с чрезвычайными полномочиями, при отсутствии парламентского контроля. Заседаний проводил крайне мало, управлял путем прямых распоряжений. Ритм работы был бешеный.
Материальные ресурсы были в дефиците и в первую очередь передавались армии, так что если в семье никто не воевал, то прокормиться удавалось с трудом. С уклоняющимися от службы не церемонились, вплоть до конфискации их пустующих домов, которые отдавали семьям воюющих и погибших; таких решений за первые полгода мы приняли более пятисот.
Действовала простая логика: люди, защищающие нашу землю, а значит, и стоящие на ней дома, приобретают первоочередное право в них жить. На месте уничтожалось или конфисковывалось имущество тех, кто пытался его вывезти без особого разрешения, а таковые не давались никому. Все это делалось вполне законно: тогда еще не была проведена приватизация жилфонда, пустые квартиры оформлялись как бесхозные и распределялись.
Исключений не существовало вообще. Ни для кого! Первыми своих квартир лишились уехавшие из Карабаха родственники знаковых личностей Карабахского движения: сын Аркадия Манучарова и зять Генриха Погосяна. Меры, конечно, жесткие, применять их было совсем не просто, но и сработали они очень эффективно: отток людей прекратился сразу.
Восстанавливать работу коммунальных служб нам пришлось в условиях постоянных обстрелов: за первые несколько месяцев после создания ГКО возобновилось электроснабжение Карабаха, заработал водопровод, начал поступать газ из Армении. Снова открылся хлебозавод, а «Сельхозмаш» переоборудовали в танкоремонтный завод, и всю войну он эффективно восстанавливал бронетехнику.
В Степанакерте были сформированы мобильные группы рабочих, которые после прекращения обстрелов и бомбежек сразу начинали латать крыши, убирать мусор — ликвидировали последствия разрушений. Едва стихали сирены и взрывы, как на крышах начинали стучать молотки. Психологический эффект оказался потрясающим! Этот стук действовал мобилизующе: ведь если крыши чинят, значит, мы живем и боремся.
Часть 1.
Передав власть ГКО, Верховный Совет (парламент) на некоторое время перестал функционировать, хотя официально его никто не распускал. ГКО обладал неограниченными полномочиями, и у него не было необходимости ни с кем согласовывать свои действия. Уже через день после создания ГКО стало ясно, что его деятельность не регулируется никакими нормативными актами. Как принимать решения, как проводить заседания, как взаимодействовать с министерствами — ответов на эти и другие вопросы не было, и нам предстояло их найти.
К этому моменту мы просто создали высший орган власти с чрезвычайными полномочиями, и все. Разработать необходимую нормативно-правовую базу не успели. Шла война, и мы находились в незавидном положении. Однако отсутствие законов и норм стало преимуществом: я буквально с колес, сразу после обсуждения с соответствующими ведомствами, решал вопросы так, как считал нужным. Действовал как президент и премьер-министр в одном лице, причем с чрезвычайными полномочиями, при отсутствии парламентского контроля. Заседаний проводил крайне мало, управлял путем прямых распоряжений. Ритм работы был бешеный.
Материальные ресурсы были в дефиците и в первую очередь передавались армии, так что если в семье никто не воевал, то прокормиться удавалось с трудом. С уклоняющимися от службы не церемонились, вплоть до конфискации их пустующих домов, которые отдавали семьям воюющих и погибших; таких решений за первые полгода мы приняли более пятисот.
Действовала простая логика: люди, защищающие нашу землю, а значит, и стоящие на ней дома, приобретают первоочередное право в них жить. На месте уничтожалось или конфисковывалось имущество тех, кто пытался его вывезти без особого разрешения, а таковые не давались никому. Все это делалось вполне законно: тогда еще не была проведена приватизация жилфонда, пустые квартиры оформлялись как бесхозные и распределялись.
Исключений не существовало вообще. Ни для кого! Первыми своих квартир лишились уехавшие из Карабаха родственники знаковых личностей Карабахского движения: сын Аркадия Манучарова и зять Генриха Погосяна. Меры, конечно, жесткие, применять их было совсем не просто, но и сработали они очень эффективно: отток людей прекратился сразу.
Восстанавливать работу коммунальных служб нам пришлось в условиях постоянных обстрелов: за первые несколько месяцев после создания ГКО возобновилось электроснабжение Карабаха, заработал водопровод, начал поступать газ из Армении. Снова открылся хлебозавод, а «Сельхозмаш» переоборудовали в танкоремонтный завод, и всю войну он эффективно восстанавливал бронетехнику.
В Степанакерте были сформированы мобильные группы рабочих, которые после прекращения обстрелов и бомбежек сразу начинали латать крыши, убирать мусор — ликвидировали последствия разрушений. Едва стихали сирены и взрывы, как на крышах начинали стучать молотки. Психологический эффект оказался потрясающим! Этот стук действовал мобилизующе: ведь если крыши чинят, значит, мы живем и боремся.
Leave a Reply