Генри Элибекян (1936 – 2019)
В одном из тех годов, когда время ещё верило в вдохновение, в старом тбилисском доме, где окна глядели в виноград и шумела Кура, родился человек, которому было суждено лепить свет из дерева и красок.
Генри Элибекян — художник, скульптор, театральный волшебник, из породы тех, кто не мирится с тенью.
Окончив в 1967 году Ереванский художественно-театральный институт, он ушёл туда, где шумели московские бульвары и где искусство пахло бензином и свободой.
Три года прожил в Москве — город принял его, но не приручил. В 1972-м он вернулся в Ереван — туда, где камень умеет хранить тепло рук.
У Элибекяна были картины, которые не просто висели — они дышали.
«Композиция» (1956), «Памяти Акопа Джарахяна» (1982), «Человек в космосе» (1996) — в каждой будто заперта история о человеке, который не перестаёт смотреть в небо, даже когда кисть дрожит.
А потом пришёл другой Элибекян — тот, кто расправил цвет, как знамя. Абстракции, полные света и звука, зазвучали на его холстах после девяностых: они были не просто картины, а дыхание мысли, застывшее в цвете.
Скульптуры его — как сны, вырезанные из камня.
«Женское тело» — дерево, но живое; «Женское лицо» — туф, но в нём есть нежность. Контраст, как жизнь: то огонь, то тишина.
Он умел ставить не спектакли — откровения.
«Г. Якулов» (1985), «Живопись и скульптура во времени и пространстве» (1986, Юрмала), «Армения вчера, сегодня, завтра» (1993), «Люби человека» (2001), «Гамлет не Гамлет, или Месть за отца» (2003) — названия, которые и сегодня звучат как завещания.
Когда он оформлял «Играя Стриндберга» Дюрренматта или «Страну Наири» Чаренца, казалось, что краски его светятся изнутри.
А в «Хатабале» Сундукяна сцена сама начинала дышать — так, будто театр жил его руками.
Его работы — странники. Они нашли приют в Третьяковке, в музеях Востока, в галереях Еревана и Москвы. Но каждая из них, где бы она ни висела, хранит одно: тишину мастерской, где под лампой стоял человек и, не торопясь, писал свет.
И если бы кто-то спросил, что такое Элибекян, можно было бы ответить просто:
он умел делать вечное — из мгновения.
#ГенриЭлибекян
В одном из тех годов, когда время ещё верило в вдохновение, в старом тбилисском доме, где окна глядели в виноград и шумела Кура, родился человек, которому было суждено лепить свет из дерева и красок.
Генри Элибекян — художник, скульптор, театральный волшебник, из породы тех, кто не мирится с тенью.
Окончив в 1967 году Ереванский художественно-театральный институт, он ушёл туда, где шумели московские бульвары и где искусство пахло бензином и свободой.
Три года прожил в Москве — город принял его, но не приручил. В 1972-м он вернулся в Ереван — туда, где камень умеет хранить тепло рук.
У Элибекяна были картины, которые не просто висели — они дышали.
«Композиция» (1956), «Памяти Акопа Джарахяна» (1982), «Человек в космосе» (1996) — в каждой будто заперта история о человеке, который не перестаёт смотреть в небо, даже когда кисть дрожит.
А потом пришёл другой Элибекян — тот, кто расправил цвет, как знамя. Абстракции, полные света и звука, зазвучали на его холстах после девяностых: они были не просто картины, а дыхание мысли, застывшее в цвете.
Скульптуры его — как сны, вырезанные из камня.
«Женское тело» — дерево, но живое; «Женское лицо» — туф, но в нём есть нежность. Контраст, как жизнь: то огонь, то тишина.
Он умел ставить не спектакли — откровения.
«Г. Якулов» (1985), «Живопись и скульптура во времени и пространстве» (1986, Юрмала), «Армения вчера, сегодня, завтра» (1993), «Люби человека» (2001), «Гамлет не Гамлет, или Месть за отца» (2003) — названия, которые и сегодня звучат как завещания.
Когда он оформлял «Играя Стриндберга» Дюрренматта или «Страну Наири» Чаренца, казалось, что краски его светятся изнутри.
А в «Хатабале» Сундукяна сцена сама начинала дышать — так, будто театр жил его руками.
Его работы — странники. Они нашли приют в Третьяковке, в музеях Востока, в галереях Еревана и Москвы. Но каждая из них, где бы она ни висела, хранит одно: тишину мастерской, где под лампой стоял человек и, не торопясь, писал свет.
И если бы кто-то спросил, что такое Элибекян, можно было бы ответить просто:
он умел делать вечное — из мгновения.
#ГенриЭлибекян