Разговор у стен вечности
Он оказался в Ярославле почти случайно — как бывает с теми, кто слишком долго носит в себе Россию. Ношу неодолимую, то тяготящую до боли, то согревающую в самые холодные дни.
Город встретил его низким серым небом, пустынной набережной и терпким запахом волжской воды — сладковатым, как привкус далёкого детства.
Он шёл без карты и без цели, движимый смутным зовом крови. Шёл, как бредут по родному порогу впотьмах, пытаясь вспомнить каждую щель в половице. Он думал о России — не о картонной, с экранов и трибун, а о той, что живёт внутри, — глухой, стеснительной, пульсирующей, как собственное сердце в ночной тиши.
И вдруг — словно незримая рука мягко взяла его за локоть и развернула — перед ним возникла она: церковь Николая Чудотворца в Рублёном Городе.
Стены, белизна которых потемнела и позеленела от времени, стояли с таким немым спокойствием, что у него на миг перехватило дыхание. Они были не просто древними — они были молчаливыми хранителями времени.
Главы-луковки, тёмно-зелёные, будто сосредоточенные мысли, ушедшие в небо.
Колокольня — стройная, устремлённая, подобная поднятому персту, застывшему в вечном укоре или предостережении.
И он подумал — не умом, а всем нутром, каждой клеткой: «Вот они, стены вечности. И если Россия и жива где-то по-настоящему, то только здесь, в их тени».
Он сделал несколько шагов вперёд. Ветер, резкий и влажный, дёрнул за полу его пальто, заставив замереть на подъёме к паперти.
И в этот миг дверь церкви с тихим, долгим скрипом отворилась, и на пороге появился священник — не старый и не молодой, в поношенной рясе, с лицом, которое, казалось, впитало в себя всё: и светлую радость крестин, и горький покой отпеваний.
— Батюшка… — сорвалось у него, но он тут же запнулся. Что он хотел спросить? О смысле всего этого? О долге? О тех ночах, когда кажется, что страна — это корабль, тонущий во мраке, а ты не можешь даже крикнуть? О том, где искать ответы, когда вопросы, как острые осколки, впиваются в душу?
Священник посмотрел на него — ласково, без тени удивления, словно ждал этой встречи у стен своей церкви, у стен вечности, много лет.
— Бог уже всё сказал, — тихо произнёс он. Слова были просты, как камень, и бездонны, как небо.
Они легли на душу тяжело, как свинец, и светло, как первый снег. Он стоял, понурив голову, а тишина вокруг сгустилась, стала осязаемой, как вода. Ему почудилось, что сама Волга на мгновение замедлила своё вечное течение, чтобы не спугнуть рождающееся в нём понимание.
Россия — это не загадка, которую нужно разгадать.
Это — разговор. Разговор у стен вечности.
Бесконечный разговор Бога с человеком, времени — с памятью, земли — с теми, кто по ней ходит, оставляя невидимые следы.
И продолжить его можно только здесь — прикоснувшись ладонью к шершавому камню, подставив лицо ветру с реки, рядом с теми, кто ещё не разучился слушать тишину и слышать в ней ответы, данные нам задолго до того, как мы научились задавать вопросы.
Церковь Николая Чудотворца в Рублёном Городе — памятник ярославского зодчества XVII века, построенный на территории древней крепости. Храм сохранил своё пятиглавие, шатровую колокольню и характерный для допетровского времени архитектурный облик, оставаясь одним из тихих духовных символов старого Ярославля.
©️Информационно-аналитический портал «Русская община Армении», текст, 2025
#Разговорустенвечности
Он оказался в Ярославле почти случайно — как бывает с теми, кто слишком долго носит в себе Россию. Ношу неодолимую, то тяготящую до боли, то согревающую в самые холодные дни.
Город встретил его низким серым небом, пустынной набережной и терпким запахом волжской воды — сладковатым, как привкус далёкого детства.
Он шёл без карты и без цели, движимый смутным зовом крови. Шёл, как бредут по родному порогу впотьмах, пытаясь вспомнить каждую щель в половице. Он думал о России — не о картонной, с экранов и трибун, а о той, что живёт внутри, — глухой, стеснительной, пульсирующей, как собственное сердце в ночной тиши.
И вдруг — словно незримая рука мягко взяла его за локоть и развернула — перед ним возникла она: церковь Николая Чудотворца в Рублёном Городе.
Стены, белизна которых потемнела и позеленела от времени, стояли с таким немым спокойствием, что у него на миг перехватило дыхание. Они были не просто древними — они были молчаливыми хранителями времени.
Главы-луковки, тёмно-зелёные, будто сосредоточенные мысли, ушедшие в небо.
Колокольня — стройная, устремлённая, подобная поднятому персту, застывшему в вечном укоре или предостережении.
И он подумал — не умом, а всем нутром, каждой клеткой: «Вот они, стены вечности. И если Россия и жива где-то по-настоящему, то только здесь, в их тени».
Он сделал несколько шагов вперёд. Ветер, резкий и влажный, дёрнул за полу его пальто, заставив замереть на подъёме к паперти.
И в этот миг дверь церкви с тихим, долгим скрипом отворилась, и на пороге появился священник — не старый и не молодой, в поношенной рясе, с лицом, которое, казалось, впитало в себя всё: и светлую радость крестин, и горький покой отпеваний.
— Батюшка… — сорвалось у него, но он тут же запнулся. Что он хотел спросить? О смысле всего этого? О долге? О тех ночах, когда кажется, что страна — это корабль, тонущий во мраке, а ты не можешь даже крикнуть? О том, где искать ответы, когда вопросы, как острые осколки, впиваются в душу?
Священник посмотрел на него — ласково, без тени удивления, словно ждал этой встречи у стен своей церкви, у стен вечности, много лет.
— Бог уже всё сказал, — тихо произнёс он. Слова были просты, как камень, и бездонны, как небо.
Они легли на душу тяжело, как свинец, и светло, как первый снег. Он стоял, понурив голову, а тишина вокруг сгустилась, стала осязаемой, как вода. Ему почудилось, что сама Волга на мгновение замедлила своё вечное течение, чтобы не спугнуть рождающееся в нём понимание.
Россия — это не загадка, которую нужно разгадать.
Это — разговор. Разговор у стен вечности.
Бесконечный разговор Бога с человеком, времени — с памятью, земли — с теми, кто по ней ходит, оставляя невидимые следы.
И продолжить его можно только здесь — прикоснувшись ладонью к шершавому камню, подставив лицо ветру с реки, рядом с теми, кто ещё не разучился слушать тишину и слышать в ней ответы, данные нам задолго до того, как мы научились задавать вопросы.
Церковь Николая Чудотворца в Рублёном Городе — памятник ярославского зодчества XVII века, построенный на территории древней крепости. Храм сохранил своё пятиглавие, шатровую колокольню и характерный для допетровского времени архитектурный облик, оставаясь одним из тихих духовных символов старого Ярославля.
©️Информационно-аналитический портал «Русская община Армении», текст, 2025
#Разговорустенвечности
Թողնել պատասխան